bobcat Россия, Санкт-Петербург | Добавлено: 13-10-2016 07:36
«Оглядываясь ровно на год назад, можно вспомнить эйфорию вокруг «хитрого плана» Путина, неожиданно вошедшего в Сирию и предложившего Западу сотрудничество. Пирамида задач Кремля была комплексной: выйти из изоляции, навязать Западу партнерство, задвинуть Украину на периферию, создать условия для снятия санкций (или их ослабления), а параллельно – укрепить позиции Асада и войти в число держав, от которых зависит мировая безопасность. «Хитрый план» казался гениальным и на каком-то этапе работал именно так, как того хотелось Путину.
«Теперь Россия не только вернулась к досирийской ситуации, но и значительно ухудшила ее»
Отмена визита Владимира Путина в Париж стала плохой новостью: надежды на сохранение диалога с Западом через посредничество Франции хотя и оставались очень слабыми, но было ощущение, что не все еще потеряно. Сейчас, когда Париж перестает играть роль «хорошего следователя», Москва фактически остается в одиночестве, один на один с режимом Башара Асада, к укреплению которого она так стремилась. Россия пыталась играть, поднимая ставки и торгуясь с США и Старой Европой, но сегодня, кажется, игра окончена и страна окончательно приобретает статус non grata.
Повестки Запада и России после срыва переговоров между Россией и США по Сирии, а также начала активных наступлений сирийской армии на Алеппо стали практически полярными. Нет ни понимания, ни доверия, а теперь к этому добавляется и проблема продолжения диалога как такового. С Путиным не хотят не только договаривается, с ним не хотят и говорить. И он сам, кажется, тоже больше не настроен общаться.
Приглашение приехать в Париж Путин получил в апреле 2016 года, в рамках визита министра иностранных дел Франции Жан-Марка Эро в Москву. В контексте сирийского конфликта это было совершенно другое время: на тот момент создавалось впечатление, что, несмотря на все разногласия, Москве удалось найти тему, по которой доступно сближение и совместные действия против единой угрозы. Очень миролюбиво тогда в вопросах внешней политики звучал тон президента на прямой линии: у Путина появилась возможность презентовать сирийский успех, который в отличие от Крыма не разделял Россию с Западом. Надо признать, что и Вашингтон, и Москва приложили сверхусилия для поиска компромисса, с обеих сторон была политическая воля, гигантскую персональную роль сыграли и дипломаты – Джон Керри и Сергей Лавров. Однако достигнутый в сентябре компромисс, как натянутый на толстяка пиджак, треснул по швам при первых же движениях.
Не о чем говорить
Как только произошел сирийский разрыв, когда стало понятно, что последние надежды на совместные действия рухнули, кардинально изменилось и восприятие России. Весной, когда Франсуа Олланд приглашал Путина в Париж, на Москву смотрели как на игрока, ставящего в неудобное положение весь мир своей настойчивостью в борьбе против ИГИЛ (запрещено в РФ).
Тогда же отмечался рост симпатий к Путину как лидеру, который едва ли не единственный из всех предпринимает реальные шаги против террористической угрозы, а Запад был вынужден плестись в хвосте. Но на сентябрь-октябрь спаситель мира от ужасов террора превратился в кровавого монстра, стирающего с лица земли целый город с его гражданским населением, школами и больницами, детьми и стариками.
Проблема диалога с Путиным на Западе меняется с вопроса, как и о чем с ним говорить, на вопрос, стоит ли с ним говорить вообще. Сам факт встречи, рукопожатие, дежурные улыбки – все это легитимирует и российского лидера, и его политику. Именно поэтому Олланд, понимая, что попал в неудобное положение с предстоящим визитом, стал искать удобную для себя формулу, чтобы из этой ситуации выкрутиться.
Неудобно изначально было именно французскому лидеру: в апреле он договорился встречаться с лидером антитеррористической кампании в Сирии Путиным, а в октябре был вынужден принимать, в понимании Запада, военного преступника. Именно по инициативе французской стороны визит был скукожен до того формата, который минимизировал бы репутационный ущерб для самого Олланда. Париж отменил участие французского президента в культурных мероприятиях (открытие российского духовного центра, выставки в Центре Помпиду), а сирийская тема из формата диалога приняла ультимативный вид: либо Россия останавливается в своих намерениях «взять Алеппо», либо ее ждет международный суд. Париж давал понять, что ситуация другая и запланированный визит не может состояться в задуманном формате.
Со стороны Путина ехать в Париж в такой ситуации было бы как минимум странно. Встраиваться в игру под названием «Олланд вызвал русского медведя на ковер» российский лидер явно не хотел, так же как и выслушивать угрозы международным судом и требования прекратить кровопролитие. Путина готовы были принять как подозреваемого накануне предъявления обвинения, соглашаться на эту роль было бы глупо.
Вопрос, кто в действительности сорвал визит, не так уж и важен. На первый план выходит совершенно иная проблема: конец российско-западного антитеррористического альянса, который хотя и еле держался, но функционировал в виде диалога, соглашений об обмене военной информации, рабочих групп, сохраняясь на фундаменте единого понимания – все это в целях совместного противостояния единой угрозе
Печальная годовщина
В сентябре 2015 года Владимир Путин предложил миру антиигиловскую коалицию. Ровно год спустя стало понятно, что ни для России, ни для Запада борьба с ИГИЛ не была самоцелью. Россия через антиигиловскую кампанию делала ставку на укрепление режима Асада (и причины этого тоже понятны), Запад какое-то время был вынужден играть не в свою игру и по чужим правилам (ведь Путин на какое-то время сумел убедить мир отложить вопрос о судьбе Асада), но быстро понял, что борьба с терроризмом превращается в подавление оппозиционных сирийских сил – опоры антиасадовской коалиции. И сегодня Россия в глазах мирового сообщества не борец с ИГИЛ, а защитник Асада. Отмена визита в Париж на этом фоне, по чьей бы инициативе она ни состоялась, будет сигналом мировым лидерам лишний раз подумать, стоит ли принимать у себя хозяина Кремля.
Оглядываясь ровно на год назад, нетрудно вспомнить эйфорию вокруг «хитрого плана» Путина, неожиданно вошедшего в Сирию и предложившего Западу сотрудничество. Потом были страшные парижские теракты, серия нападений в Германии и США. Россия, казалось, поймала ту самую ниточку, за которую можно было потянуть и вырваться из той неприятной дискомфортной ситуации украинского тупика и санкций. Пирамида задач Кремля была комплексной: выйти из изоляции, навязать Западу партнерство, задвинуть Украину на периферию, создать условия для снятия санкций (или как минимум их ослабления), а параллельно – укрепить позиции Асада и войти в число мировых держав, от роли которых зависит мировое спокойствие и безопасность. Отвоевать потерянное место члена G8.
«Хитрый план» казался гениальным и на каком-то этапе работал именно так, как того хотелось Путину. Россию признали участником процесса урегулирования критично значимого конфликта, Путину повсюду протягивали руку, а про Крым почти никто и не вспоминал. Украина отошла на второй план, а минский процесс стал подмороженной рутиной. Активизировалось обсуждение и вопроса о снятии санкций: число и громкость голосов тех, кто выступал за это, заметно выросли. Казалось, что вот-вот произойдет щелчок и чаши весов изменят положение в пользу России, опрокинутой украинской революцией и ее последствиями.
Но теперь Россия не только вернулась к досирийской ситуации, но и значительно ухудшила ее. В западном понимании к украинским преступлениям Москвы добавились сирийские, дискуссия о смягчении санкций сменилась требованием новых мер давления. Если украинский конфликт был региональным, то сирийский – международный. Если на Украине Москва якобы не участвовала напрямую (не считая Крыма, но там обошлось без жертв, как любил хвастаться Путин), то в Сирии теперь наши системы ПВО, базы и военные, а также бессрочная «лицензия» Асада на пребывание. Получается, что, пытаясь выйти из гораздо менее горячего конфликта на Украине, Россия влезла во взрывоопасную Сирию, где на каком-то этапе страна оказалась перед стратегическим выбором: либо Асад, либо шанс на восстановление отношений с Западом. Этот выбор был сделан, он рационален и долгосрочен и вряд ли теперь будет пересмотрен. Сирийский кризис обрекает мир на сосуществование с новой Россией – страной, безвозвратно утратившей доверие. А это подразумевает уже не политику сдерживания, это будет политика постепенного удушения.
Татьяна Становая
Руководитель аналитического департамента Центра политических технологий
https://slon.ru/posts/74805
|